Я всегда любила слушать и читать разного рода истории о непонятном и необъяснимом, это у меня с детства. Фантазией тоже не была обделена, все содержание этих историй представляла себе очень живо и ясно. Часто, гуляя по лесу, сидя дома одна, начинала представлять, что кто-то сейчас вылезет или раздастся таинственный звук. Но несмотря на это, в моей жизни практически не происходило никаких ужасающих, пугающих или просто странных историй. Может, всего пару раз, и они не были страшными, скорее просто непонятными.
Так я и прожила 19 лет. А на 20ом году жизни угораздило меня устроится на производственную практику в психиатрическую клинику, на телефон доверия (я студентка психфака). Там я до сих пор практикуюсь, уже около 2 лет. Работаю я не одна, а с двумя своими одногруппницами. 1 раз в неделю, в субботу, а иногда еще и по праздникам. Несмотря на то, что телефон доверия принадлежит психиатрической клинике, наш кабинетик (а теперь уже и небольшая «квартирка») располагается в самой обычной городской студенческой поликлинике. Условно нашу трудовую деятельность можно разделить на 3 временных этапа.
Первый этап — это самое начало нашей практики, когда мы только-только туда пришли. Мы работали только дневную смену с 8 утра до 8 вечера, а наша «начальница», которая нас сюда и привела, оставалась одна на ночь в небольшом кабинете, оборудованном диваном, креслами, умывальником, холодильником и, собственно, 2умя телефонами, на которые поступали звонки.
Второй этап начался через полгода, когда мы освоились и нам уже начали доверять на новом месте. Мы стали оставаться на полное, суточное дежурство, с 8 утра субботы и до 8 утра воскресенья.
Третий этап начался в декабре 2012 года, когда наш телефон переформировали в новую региональную службу, нам выделили целую «квартиру», где есть рабочее место с сервером и 4 компьютерами-телефонами, кухня, приемный кабинет, душ и туалет. Мы начали работать с 9 до 9, тоже целые сутки.
Но довольно введения. Сразу скажу, странности начались далеко не с самого начала. Весь первый этап, когда мы работали только днем, все было тихо и спокойно. Рядом в спортзале занимались мальчики на секции карате, у входа сидел охранник или охранница, поликлиника не пустовала, хоть была и суббота. Все началось на втором этапе, когда мы начали оставаться ночевать. Причем несколько первых ночей я не оставалась с девочками, а уходила домой, то есть они дежурили вдвоем. Тогда-то и начались разного рода рассказы о подозрительных шагах в коридоре и прочем. Но я этому значения не придавала, мало ли. Да и девочки, похоже, тоже особо не заморачивались. Хотя уже тогда начало настораживать, учитывая, что охранник делает последний обход с 22 до 22.30, а потом запирается у себя в каморке, смотрит телевизор и спит. Ходить в нашем крыле ему вообще никакого смысла нет, потому что туалеты и расположены в противоположном конце коридора, да и лестницы никакой нет, если ему вдруг приспичило подняться куда или опуститься в подвал, мы бы этого даже не услышали.
Историй было много. Легенд, связанных с этой поликлиникой, прослушанных уже от нашей начальницы постфактум — еще больше. Я расскажу только те истории, свидетелем которых сама являлась.
Случай №1. Это было одно из моих первых ночных дежурств, еще в старом кабинете. Курить мы тогда ходили на пожарную лестницу, которая находилась в другом конце коридора. Иногда мы опускались на пролет вниз, ближе к подвалу, и стояли около выхода на улицу, а иногда прямо у двери и лестницы наверх, которая была обнесена решеткой, а решетка была заперта на амбарный замок. В одну прекрасную ночь мы в очередной раз направились туда покурить, все втроем. Проходя мимо каморки охранника, услышали его мерный храп и пошли еще тише, дабы не разбудить его. Кроме нас 4ых в поликлинике никого не было, время — 12 ночи или около того. Оказавшись на лестнице, мы не стали спускаться вниз, к выходу, а остались около решетки, где горел свет. Надо сказать, что свет этот горел на пролетах всех 3х этажей, кроме 4ого, там была кромешная тьма, ничего не разглядеть. Мы стояли, тихо переговаривались, уже были уставшие и скоро собирались прилечь и вздремнуть. В разговоре возникла пауза. И тут я услышала тихий звук спускающихся пол лестнице шагов. Шаги были мягкие и приглушенные, как будто шел нетяжелый человек в тапочках, причем очень медленно, каждый шаг был отчетлив, выверен. Раздавались они с самого верха, т.е. с 4ого этажа, где был выключен свет. Я обернулась по сторонам, глядя на своих подруг. Они тоже стояли и вслушивались в этот звук. От этого мне стало еще страшнее, потому что если бы это примерещилось только мне, я все могла бы списать на свою усталость. Охранник отпадает сразу — во-первых, он 2 минуты назад спал в каморке, во-вторых, когда он совершает обход по этажам, замок на решетке на лестницу открыт и сама дверка решетки распахнута. Так мы стояли с минуту, вслушиваясь в этот неестественный для ночной поликлиники звук. Тут одна из моих подружек решилась взглянуть наверх, в пролет — и ничего не увидела, а нечто так и продолжало спускаться к нам по лестнице. Не сговариваясь мы быстро потушили сигареты и рванули в туалет, который находился неподалеку. Там мы смогли выбросить сигареты и нервно отсмеяться, все еще не понимая, что же только что произошло. Еле найдя в себе силы выйти из туалета, мы стремглав помчались к своей комнатке, мимо того же храпящего охранника. Заперли комнату и сидели в ней всю ночь до самого утра, так и не решившись выйти покурить.
Случай №2. Произошел примерно через полгода после первого, осенью, после большого летнего перерыва в работе. Мы все еще жили в том первом кабинетике, точнее доживали там последний месяц перед переездом в новую «квартирку». Произошло это ночью, в 2 или 3 часа. Мы смертельно устали от дневных звонков и решили немного прикорнуть, тем более что в такое позднее время народ почти не звонит. Я легла на диване, вдоль стены, головой к двери, которая немного была закрыта от меня стоящим вдоль той же стены шкафом. А девочки разложили 2 кресла перпендикулярно моему дивану и спали там, одна ближе к двери, а другая у окна. Мы немного перебалтывались перед сном, уже находясь в темноте, я уже намеренно не отвечала, притворившись, что засыпаю, хотя была еще вполне бодра, просто устала разговаривать. И тут та девушка, которая спала у окна, обратилась к той, что лежала ближе к двери. Голос у нее подрагивал. «Хочешь испугаться? Обернись». Та продолжала лежать спиной к двери, говоря, что не хочет оборачиваться, спрашивала, мол, что там? «Там что-то стоит. Юль, ну хоть ты посмотри». Сначала я решила, что подруга решила нас попугать перед сном, но сердце предусмотрительно ушло в пятки. Переборов свой страх, я выглянула из-за шкафа и посмотрела в сторону двери. У меня тут же похолодело все тело и сердце бешено забилось. Я увидела в промежутке между стеной, параллельной моей, и дверью человека, девушку, которая стояла прислонившись спиной к стене. Она стояла совершенно без движения, волосы скрывали ее лицо, я видела только ее худые кисти, и тело, одетое в белое платье до пола и с длинными рукавами. Она не была прозрачной, я не видела стены и узора обоев за нею, она просто там стояла и закрывала собой эту стену! Как вполне реальный человек. Только вот откуда взяться постороннему человеку в запертой больнице и запертом кабинете? Я пялилась на нее буквально минуту, потом не выдержала, и потянулась к ночнику. С появлением света она исчезла, я не знаю, как, потому что когда включала свет, находилась спиной к двери. Мы решили ничего не обсуждать, было страшно и непонятно. Задремали при свете. Та девушка, которая первая заметила это, описывала все происходящее, как это видела я, так что пересказывать смысла нет.
История №3. Произошла буквально 3 недели назад, уже после нашего «переселения». Мы начали ходить курить в подвал, который представляет из себя длинный коридор с низкими потолками, на пол которого настелены железные листы, но по бокам находится обычный бетонный пол, так что передвигаемся мы к курилке «по стеночке», чтобы не греметь железом, особенно по ночам. По бокам — закрытые двери, однако на правой стороне есть 2 комнаты, в которые можно заглянуть — одна закрыта просто решеткой, а у второй комнаты просто вынесена дверь и поставлена рядом. Курилка, естественно, находится в самом конце коридора, прямо около второй двери. свет горит только у входа в подвал и в самой курилке, а в середине коридора всегда эдакий полумрак. Сама курилка похоже на комнату из начальных сцен первой Пилы, только со стульями и небольшим окошком под потолком, ну и еще кастрюлей по центру (заместо пепельницы). Несмотря на всю инфернальность обстановки, в этом подвале никогда не было страшно, мы туда спокойно ходили поодиночке даже ночью. Я могла взять кофе и покурить там, потягивая его. А один раз даже задремала там на полчаса, сидя на стуле. Вот и в этот раз я пошла туда после одного особенно длинного разговора, взяла 2 сигареты, планировала посидеть в спокойной обстановке, послушать, как гудит ветер за окном курилки. За более чем 2 месяца я привыкла ко всем звукам подвал — к шелесту железных листьев от ветра, и к каплям воды, и к прочим звукам. Мне там было спокойно. А тут вдруг, спустившись, я почувствовала непонятную тревогу, хотелось поскорее оттуда сбежать. Но курить хотелось еще сильнее, и я направилась к курилке. Выкурив одну сигарету, я уж было потянулась за второй, но вдруг передумала. Стало действительно тревожно. Я побыстрее направилась к выходу, стараясь идти по бетонке, так что шла вообще бесшумно, ведь я еще к тому же была в войлочных тапочках. Уже почти подойдя к выходу из подвала, я вдруг услышала совершенно посторонний звук. Это было детское хихиканье, раздававшееся прямо у меня за спиной, метрах в двух. У меня по телу пронеслась волна холода. Я машинально обернулась, звук стих, за мной никого не было. Кромешная тишина. Я стартанула так, что пятки засверкали! в секунды забралась по лестнице, пробежалась по коридору, боясь оглянуться назад, вбежала в «квартирку» и заперла дверь. Я прямо побелела от страха, глаза были навыкате. Рассказала все девочкам, теперь по ночам в одиночку и без телефонов в подвал мы не ходим.
Итак, обо всём по порядку. О себе могу сказать только то, что я студент первого курса одного провинциального ВУЗа, однако, довольно престижного в наших подмосковных местах. Сам, хоть и есть несколько проверенных друзей, больше времени провожу либо один, либо с домашними. Набросаю небольшой план нашего подмосковного городка: администрация («белый дом»), милиция, больница, школы, и прочее — всё, как всегда. Есть ещё старый сумасшедший дом, закрытый ещё при царе Горохе, обветшалый и забытый, стоявший в некогда живописном местечке, которое теперь поросло бурьяном, кустами и мелкими деревцами. Собственно, о нём и пойдёт речь.Начинаю рассказ. Хоть я и довольно замкнутый человек, общество из 2-3 человек мне не помешает, особенно друзей, и особенно если «замутить» с ними что-нибудь интересное. В городе этом я жил не так давно, поэтому пока обзавёлся лишь тремя хорошими друзьями, других сторонился. Из этих трёх двое были приезжими — Вася и Сергей, и один коренной — Антон.Как-то раз, когда прекратилась метель, мы скооперировались забраться в какой-нибудь заброшенный дом и провести там небольшие посиделки (такие вот, зимние). В качестве заброшенного дома мы избрали эту самую заброшенную психушку, хотя был ещё как вариант сгоревший дом, но там не было крыши.Днём мы добрались пешком по сугробам до этого здания — мысль прийти ночью высказывалась, но всерьёз воспринята не была. С трудом отодвинув дверью навалившийся снег, мы протиснулись внутрь. В коридоре было жутко темно, один из нас врубил фонарь — такой был у нас у каждого. Мы осмотрелись. Всё, как в обычных заброшенных зданиях — обломки досок на полу, покривившийся стенд на стене, разбитые навесные лампы на грязном, закоптевшем местами потолке — мои друзья были там не первый раз, но я попал сюда впервые.Мы двинулись к двери в коридор, где виднелась полоска света. Вчетвером мы вышли в довольно светлый от снега за окнами холл, довольно обширный. Перед регистратурой с выбитым окном стояли две облупленные балки. Чтобы вы могли получше представить это место, советую вспомнить местную больницу и состарить её лет на двадцать, прибавить тонны людей, пивших на протяжении этого времени на первом этаже, и взглянуть на полученную картину. Это место можно было назвать памятником заброшенности. Мы вырубили фонарь и вышли в центр помещения. По бокам регистратуры были проходы в коридоры, на них некогда были двери. Регистратура была пуста и раздолбана, даже стол был разломан.— Пошли! — сказал один из нас, и мы, разделившись на две группы (два по два), двинулись в коридоры: я и Вася — в левый, Серый и Антон — в правый. Медленно проходя по коридору, мы время от времени толкали ногой двери, включая фонарь и освещая очередное помещение. Может, кто и знает, какое это адреналиновое чувство — ощущать, что ты один в большом трехэтажном здании, которое никому не нужно, и ты можешь делать всё, что захочешь.— А что тут случилось-то? — задал я вопрос своему отстававшему спутнику.— Да тут психушка была, только тут мутили что-то странное, вроде опыты над людьми… — я уже приготовился слушать историю, как этот придурок резко хлопнул меня по плечу и заорал. Я сматерился и чуть не вдарил ему по голове фонарём. Он отбежал и, посмеявшись, сказал:— Да чёрт его знает, психов держали, потом домик закрыли. В архивах поройся, они на третьем, только вряд ли заберёшься, там лестницы нет.Я сказал, что пойду дальше, он кивнул, и мы разошлись. Я мельком заглядывал в некоторые помещения — где-то стояли столы, где-то они были раздолбаны, где-то в кабинетах был снег из-за разбитых окон. Линолеум на полу был порван и весь в дырках.Я поднялся на второй этаж — судя по всему, это были палаты для простых больных, для врачей и обслуживающего персонала — тут было много больших просторных помещений на несколько человек, в некоторых даже стояли железные остовы коек. Я зашёл в одно такое помещение. Оно было сравнительно чистым, рядом со стеной стоял металлический стул. Я подошёл к окну — все они были целыми, и за стеклом на снегу я увидел следы, вёдшие от стены больницы в лес. «Куда это парни пошли», — мелькнуло у меня в мыслях, я даже удивился, но из размышлений меня вывел испуг — на стене мелькнула и остановилась тень: кто-то стоял в проёме и стал красться. По характерному покачиванию головы я узнал Васю, отражение в окне убедило меня, что это он.— К чёрту пошёл!!! — рявкнул я, резко обернувшись. Парень от испуга выронил фонарь и, споткнувшись о доску, рухнул на пол.— А… дурак! — крикнул он сдавленно, и тут уже начал смеяться я.Я помог ему подняться, и мы стали обсуждать вариант проведения вечеринки здесь. Ветер не дул, было даже тепло. Побольше выпивки, что-нибудь для согревания (вроде керосинки), а там и посмотрим.— Да ну, фигня какая-то… — проговорил друг. — Весной или летом замутить бы…— Да нет, летом на природу надо, — возразил я.— Посмотрим, — сказал Вася, и мы пошли дальше.— Вот, давай я тебе покажу, — сказал он, когда мы проходили мимо двух целых дверей. Он толкнул одну из них, и она со скрипом пустила свет на лестничную клетку. Справа была простая каменная лестница, вёдшая вниз, слева — ничего, просто пустота.— И такое на всех лестницах, — сказал Вася. — Чтоб народ головы не разбивал, двери тут эти оставили. А то пьяные прут и так.— И что, никто не залезал?— Да залезали. Один залез, потом говорил, что видел тени в коридоре, потом видел людей из архива, они просили его о помощи, он «двинулся» и убил всю семью… — начал придумывать Вася. Я хлопнул его по плечу:— Всё-таки ты знатный выдумщик.Он засмеялся и сказал, что подсадит меня, если мне туда так приспичило. Я согласился — там был архив, а некоторые больничные листы психушки могут пугать не меньше, чем фильмы ужасов. Набрав и наложив вместе кирпичей, лежавших вокруг, досок и прочего хлама, я попытался допрыгнуть до лестничной клетки, и, когда мне это удалось (при моём росте), я с помощью друга забрался наверх.Дверей не было, в коридоре передо мной было очень светло. Я шагнул вперёд и огляделся. Светлые коридоры, по бокам — множество железных дверей с волчками. Все были заперты, волчки закрыты — тут, видимо, в своё время держали буйнопомешанных пациентов. Я прошёлся дальше, и зашёл в ещё один коридор, покороче (здание было П-образным). Там были более-менее сохранившиеся кабинеты, некоторые даже закрытые, попадались с нормальными дверями, на полу было почище — сразу было видно, что школьники и алкоголики сюда почти не залезали.Я прошёл дальше. Взору моему представился длинный коридор с небольшим количеством дверей. Я ускорил шаг и двинулся вперёд. Подойдя к двери, я толкнул её и попал в библиотеку. Половины шкафов валялась на полу, книг было мало — видимо, за столько времени сюда всё-таки лазили. Окна были целы, было светло. Я заметил выключатель, щёлкнул — понятно, что свет не включился. Я прошёлся дальше, заметил тяжёлую деревянную дверь, толкнул её ногой. Она не поддалась, и я чуть не упал от этой неожиданности. Я снова и снова ударял по трухлявой двери, пока, наконец, не выбил её и не попал в помещение с массой стеллажей, шкафов и столов. На каждой полке были картонные ящики, некоторые были запакованы, некоторые открыты — в них виднелись бумаги, часть которых была разбросана по полу.Я прошёл между стеллажами и пододвинул к себе первую запакованную коробку. Она была достаточно тяжела, и я решил отнести её на стол, чтобы не возиться в тесном пространстве. Я уже подносил её к столу, как что-то как будто дёрнуло коробку, и раздался страшный грохот. Дно коробки протрухлявилось и провалилось, а кассеты, бывшие в коробке, рухнули на пол, дико грохоча. Я напугался, но быстро взял себя в руки. Отбросив уже пустую коробку, я склонился над содержимым. Простые кассеты, уже устаревшие давно, большие, чёрные, с выцветшими пометками — где карандашом, где ручкой — на боку. Там были цифры, потом дробный знак и ещё цифры — очевидно, это были видеозаписи к каким-то историям болезни. Я взял три штуки и рассовал по карманам куртки — я надеялся, что эти кассеты доставят немало интересных минут. Также я прихватил пару довольно объёмистых папок, с трудом засунув их во внутренние карманы куртки.Я снова опустился перед кучей кассет и стал думать, что с ними делать. Сгрудив их, я отодвинул кучу под стол, и в этот момент заметил мелькнувшую тень, которая пробежала через дверной проём — я видел её на противоположной проёму стороне. Резко повернув туда голову, я сильно трухнул. В голове мелькнула мысль, что это опять Вася прикалывается, что это мог быть сторож (хотя его тут отродясь не было), или собака какая-нибудь. Я вскочил от испуга на ноги, когда зазвонил мобильник. Звонил Антон.— Что ты там ползаешь, спускайся давай! — раздался его голос.— Скоро приду, — ответил я и добавил. — Придурку этому вломлю немного.— Какому?— Да Ваську, надоел он подкрадываться.На том конце замолчали, и после некоторой паузы Антон сказал:— Мы здесь втроём.Голоса Васи и Серёги подтвердили это, я удивился и испугался не на шутку. За дверью снаружи вдоль стены мог притаиться кто угодно и ждать меня. Я огляделся. Помимо входной двери был ещё один проём, закрытый ЗАНАВЕСКОЙ! Я рванул к выходу, и, когда бежал по коридору, выронил одну из папок. Забежав на лестничную клетку, я повторно напугался, когда понял, что могу рухнуть с нехилой высоты — лестницы-то небыло. Я стремительно спустился на руках, спрыгнул на второй этаж и увидел перед собой каких-то людей, заорал, но потом узнал Антона, Серого и Васю.— Чтоб тебя! — крикнули все трое. — Охренел?— Там был кто-то, — сказал я.Все трое пожали плечами, Вася сказал, что он тоже кого-то видел — с косой на плечах и в чёрном балахоне, и мы вместе посмеялись. Про кассеты я им не сказал, и, когда мы шли по дороге, то обсуждали вечеринку. Антон и Серёга ходили по другому крылу и сказали, что там вообще всё плохо, я рассказал им про третий, Вася — про второй.— Да ну его, — решили мы. — Плохая затея. Может, потеплее будет — на втором и можно будет, но не сейчас.А и в правду поднимался ветер, снег начинал мести с новой силой.— А куда вы ещё ходили? — спросил я Антона.— В смысле?— Ну, следы были свежие от стены в лес.Все трое посмотрели на меня, а я на них.— Мы никуда не ходили — только в психушке побродили.Я рассказал им про следы, и мы решили, что это другой кто-то бродил.Приходя домой, я обнаружил, что все домашние уехали к родственникам в другой город и их не будет несколько дней. Мне это было в данном случае на руку — мне бы не помешали посмотреть, что там на кассетах.Я поужинал, достал с антресолей старый добрый кассетный проигрыватель, подключил его к телевизору. Вывалил папки и поставил кассеты на стол. Подождал, пока видеомагнитофон запустится, и вставил в него кассету. Аппарат проглотил её, и на экране замерцали полосы. Когда рябь прошла, на экране появилась женщина в белой одежде, сидящая на металлическом стуле вроде того, что я видел в больнице. Она держала руки на столе, на руках виднелись порезы. Видео было чёрно-белым, местами сильно рябило, звук был просто отвратительным. Видимо, плёнка размагнитилась, лёжа в коробке.Я подключил видеомагнитофон к ТВ-тюнеру компьютера и перегнал запись в память. Было уже темно, когда я закончил шаманить с фильтрами, цветностью, различными программами для восстановления старых видеоматериалов, но вот на выходе получилось довольно скверное, но всё-таки смотрибельное видео диалога с пациенткой. Она была молодой, судя по лицу, и вела диалог с врачом, который всё это и записывал. Сквозь помехи в звуке можно было расслышать разговор:— Как ваше имя?— Ангелина (дальше шли помехи) Андреевна.— Что вас так беспокоит?— Меня преследует (дальше снова шли помехи).Во время разговора девушка сидела ровно, смотря в одну точку, при этом почёсывая руки.— Кто вас преследует?— Моя мёртвая сестра, — помехи стали прерывать начавшиеся всхлипы, по изображению пробежала рябь, однако можно было разглядеть, что Ангелина начинает заламывать руки.— Как она вас преследует?— Она приходит ко мне в палату, — звук стал лучше, хотя на экране всё ещё проскальзывала рябь.— Почему она это дел... (делает, догадался я, так как снова начались помехи)— Она мсти-и-ит, — протянула дрожащим голосом девушка и впервые подняла глаза. Я немного испугался — глаза были измученные, с тёмной сосудной сеткой.— За что? — отчётливо раздался голос врача.— Я не спасла её, — девушка поникла, и её плечи задёргались.Такой диалог из простых фраз продолжался несколько минут. Качество видео стало гораздо лучше, и уже можно было разглядеть дату записи — 89-й год. Из разговоров стало понятно, что сестра девушки разбилась в аварии, и теперь ей кажется, что её преследует её дух. Однако дальше мне уже становилось страшно.— Скажи, откуда у тебя порезы на руках, спине и ногах? — тепло спросил врач.— Это она, — плачущим шёпотом проговорила девушка.— Она пришла к тебе ночью?— Да. И начала резать меня. Пожалуйста, не отводите меня на третий этаж, оставьте на втором, с людьми, я не хочу в одиночку.— Ладно, ты будешь на втором, но ты должна пообещать, что порезы прекратятся.— Я попробую, только не оставляйте меня там одну, — взмолилась Ангелина.— Ладно, иди. Выводи, — сказал он кому-то, и девушку вывела другая женщина, видимо, медсестра.— Тяжёлая форма депресии, раздвоение личности, вспышки аутоагрессии, паранойя, — начал перечислять врач, видимо, для записи. Он назвал ещё несколько мудрёных психических заболеваний, назвал дату и фамилию пациентки — Чурина, и это напомнило мне кого-то… Да, я определённо слышал эту фамилию раньше.Я вставил следующую кассету в видеомагнитофон, запустил скрипт, сбросил запись на флешку, не прекращая воспроизведения. Пока видео копировалось, я открыл одно из дел. Некто Василий со странной фамилией, на момент, когда ему исполнилось 18 лет, стал считать, что его родители и сестра — демоны. Диагноз — хроническая параноидная шизофрения. Голоса ангелов призвали его однажды ночью взять дедовское ружьё, зарядить его и расстрелять всех своих домашних. Был арестован и отправлен в психушку. Проживал в каких-то Любичах в Тверской области. Как он оказался в Подмосковье, непонятно — видимо, отправили на лечение. К делу прилагалась и фотография, чёрно-белая, разумеется. Парень как парень, только глаза навыкате.От чтения меня отвлекло движение на мониторе (видео всё ещё воспроизводилось) — на нём какой-то силуэт беззвучно кричал, давал знаки в камеру, которая была установлена, по — видимому, через дверь. Я испугался от неожиданности, но меня обуял настоящий ужас, когда девушка (она была с длинными волосами) начала резать свои руки неким острым предметом, царапать и извиваться в самых невероятных позах, пытаясь уколоть себя как можно сильнее, при этом от чего-то защищаясь. Тут камеру тряхнуло, и она стала снимать, как внутрь забегают врачи, санитары и связывают девушку, делают ей укол и она засыпает. Изображение пропадает.Сказать, что я испугался — это ничего не сказать. Я поспешил свернуть видео. Да, это был лютый ужас. Я вознамерился показать видео друзьям, докидал остатки и увидел, что второе видео уже готово. Я включил и его, заранее приготовившись попугаться.На видео появилась уже знакомая стена с календарём и плакатом с изображением мозга — качество этого видео было гораздо лучше. За столом сидела уже другая девушка, по-видимому, со светлыми волосами, и отвечала на вопросы того же голоса, при этом непрерывно качаясь из стороны в сторону и закусывая губу:— Анна. Иногда у меня загораются руки. Это меня и беспокоит.— Когда это происходит?— Только когда я засыпаю.— И поэтому ты не спишь? Как именно они горят?— Обе ладони сразу, это очень больно, Иван Степанович.— Но ведь на руках у тебя нет ожогов. И мы можем гарантировать, что твои руки не загорятся просто так, ты должна спать. Пойми, две недели без сна — это уже серьёзно!Внезапно девушка запаниковала:— Нет! Я не могу! Вы никогда не испытывали этого, поэтому так говорите!Такой разговор продолжался несколько минут, на каждый вопрос у неё находился бредовый ответ. Наконец, доктор сказал:— Хорошо, я сейчас выпишу тебе таблетки, и можно будет перевести тебя к обычным больным.— Не снотворное? — быстро и с испугом проговорила Анна.— Нет, просто успокаивающее…Девушка кивнула головой и задумалась. Я пригляделся. Да, глаза у неё были закрыты. Шуршание карандаша прекратилось. Повисла напряжённая тишина.— Анна! — громко позвал доктор.Та, как по команде, подняла голову и, тут же опустив глаза на ладони, громко завопила. Я дёрнулся от этого ужасного вопля и вырубил динамики. Когда я снова посмотрел на монитор, то увидел, как Анна в полубессознательном состоянии кидается из угла в угол кабинета, размахивая руками, и, по-видимому, крича. Врач вскочил, через мгновение прибежали санитары, вырывавшуюся девушку увели. Человек в белом халате прошёл к столу и сел за него. Я включил динамик. Раздался голос:— На этот раз на руках пациентки появились ожоги первой степени. Возможно, внушение.Он снова стал перечислять болезни, а я прокрутил запись подальше. Попав на какой-то момент, я перепугался и чуть не заорал — камера снимала висящее в петле тело. Не было никаких сомнений, что это Анна. Далее на записи было видно, как тело кладут на кушетку, камера мимоходом сняла железную дверь с волчком, и после этого настала рябь.Я выключил проигрыватель и, включив музыку, стал листать вторую папку с личным делом больного. Там описывался случай расщепления личности, причём для каждой личности было заведено ещё одно небольшое дело. Я стал читать. Там было написано про женщину, которая при определённых обстоятельствах была скромнейшей девушкой, при других — спокойно работала проституткой, заведя себе отдельную квартиру. Третьим её альтер-эго была собака, в которую она превращалась, когда попадала в подвал своего дома. В её случае всё закончилось относительно хорошо — она выздоровела. Оказалось (всё это было подробно описано в личном деле), что, когда ей было 5 лет, её мать часто запирала её в подвале дома на несколько суток, а старший брат требовал от неё удовлетворения его сексуальных потребностей взамен на еду. Через год об этом узнали соседи, и девочку забрали. Когда она стала взрослой, эти случаи полностью выветрились из её памяти. На последнем обороте был приклеен листок с двумя номерами, разделёнными дробным знаком. Такие же листки, но с разными номерами, были и в других делах. Я понял, что это номера кассет, и решил сходить за ними завтра.Решив, что на сегодня достаточно, я лег спать.Наутро первым делом я сбросил записи на флешку и позвонил Васе с предложением пойти опять в психушку за новыми историями, о которых я ему сразу же рассказал. Он сонным голосом отверг эту затею и сказал, что просто посмотрит записи, а идти не будет.— И Антон с Серым вряд ли пойдут, — сказал он, предупреждая мой звонок им.— Почему?— Да думаю так.Я позвонил и им — они действительно отказались идти, хоть и был день. Я решил пойти один, оделся, взял фонарь, на всякий случай нож, и когда брал его, вспомнил о тени, которая пробежала тогда. Стало страшно, и к ножу я прибавил биту, спрятав её под куртку — она была небольшой, но тяжёлой, со свинцовой сердцевиной. Я запер квартиру и направился к больнице.Был уже обед, когда я добрался до неё и вошёл внутрь. Всё тот же холл, та же регистратура. Я прошёл в левый коридор, прошёлся к лестнице и поднялся на второй этаж. Только собравшись шагнуть на лестницу на третий, я испугался и вспомнил, что лестницы-то нет, и придётся или топать домой за навесной или думать, что делать. Я стал думать. Идти домой около километра — не пойдёт, надо что-то искать. Я притащил с первого этажа штук 10 кирпичей и стенд из дерева, поставил кирпичи друг на друга в длину, положил на них стенд. Был отличный шанс упасть, но меня пронесло, и я ухватился за край лестничной клетки. Дальше я подтянулся на руках и забрался на неё.Я достал биту и вышел в уже знакомый светлый коридор. Всё было, как тогда. За окном мелькали хлопья снега, само окно было заляпанным и грязным. Я прошёл к архиву, держа биту наготове, и толкнул дверь. Она со скрипом отворилась, и я взглянул на уже знакомое помещение. Возле стола всё так же лежали кассеты, все коробки были на месте. Похоже, в этом месте никто не был после меня. Я зашёл в помещение. Никого. Взглянул на непрозрачную зелёную занавеску, закрывавшей проход — тоже никакого движения, однако занавеска меня снова дико испугала — почему она висит здесь, ведь за столько времени её бы или сорвали, или она сама бы разорвалась? Значит, её кто-то сюда повесил. Я крикнул:— Эй, если тут кто-то есть, выйдите, я не сделаю вам ничего плохого!В ответ — тишина. Я понял, каким идиотом сейчас, наверное, выгляжу, и наклонился к кассетам, выбирая нужные. А нужные были те, чьи номера были написаны в делах больных. Я нашёл их по полуистёртым надписям ручкой и положил в рюкзак, предварительно накидав туда ещё три кассеты и штук пять дел. Я уже собрался уходить, как кинул взгляд на проём, закрытый занавеской.Я подошёл к ней ближе, испытывая ужас. Отдёрнув её, я увидел квадратную комнату, совершенно пустую, без каких-либо признаков наличия человека. Даже посветив туда фонарём, я не увидел там никакой двери или люка, да и откуда ему бы там быть? Я успокоился и пошёл на выход. Опять мне показалось, что за дверями меня кто-то поджидает, но там снова никого не было. Проходя по коридору, я внезапно остановился, почувствовав какую-то тревогу, которая всё нарастала. Я обернулся. В ярком оконном свете небыло никаких силуэтов, никто не пробегал. Линолеум был чист. Именно эта чистота напомнила мне, что, когда я убегал отсюда вчера, я выронил одну папку, а теперь её не было! Мне стало жутко, однако у меня в руках была бита, и я решил узнать, что здесь всё-таки происходит. Я проходил от двери к двери левого крыла, толкая двери — склад, архив, библиотека… В библиотеке на столе моё внимание привлёк чистый предмет. Всё вокруг было покрыто слоем пыли, а он выделялся своей чистотой. Я зашёл в библиотеку и взял предмет. Это была флешка. Самая обычная флешка, на 16 гигабайт, по-видимому, целая.Мне стало весело. Очевидно, кто-то из тех, кто сюда лазил до меня, забыли её, и теперь я могу стать обладателем нескольких часов порнографии, кучи фильмов или музыки, да и просто хорошей флешки. Я взял её и пошёл на выход. Спрыгнув с лестничной клетки на второй этаж, я спустился вниз и вышел на улицу. Вдохнув свежего воздуха, я пошёл домой.Дома я вывалил содержимое рюкзака на пол, отделил дела и положил их на стол, кассеты положил перед видеомагнитофоном. Параллельно с этим я начал искать в Интернете информацию о местной психушке. Информации было мало, но я зашёл на какой-то сайт, где она была подробно расписана. Там же было написано, что информации мало, ибо больница уже не используется давно, и данные о ней хранятся в основном в книгах и журналах. Однако всё-таки было написано, что больница была спешно закрыта после какого-то неприятного случая, произошедшего там. Больница была не простая, там исследовали что-то необычное (тут я вспомнил про то, как у девушки самопроизвольно появлялись ожоги на ладонях), но потом исследования свернули.— М-да, жесть, — пробормотал я и вставил флешку в компьютер. Она опозналась, выскочило меню, и я скопировал всё содержимое на компьютер — флешка была забита почти до отказа.Пока данные копировались, я пошёл к кассетам. Первая кассета была записью с тем парнем, что убил всю свою семью. Я мигом вставил её в магнитофон и включил. Снова отвратительное качество, едва можно разглядеть закутанного в смирительную рубашку человека, через помехи можно только услышать его голос. Придётся и эту запись копировать на компьютер и обрабатывать. Я подошёл к компьютеру — данные уже скопировались, и я решил пока отложить это дело. С любопытством заглянул в папку. Около сотни видеофайлов, длиной примерно по пять минут каждая.— Ничего себе! — вырвалось у меня, и я запустил первый ролик.На экране появился стул и девушка, державшая руки на столе перед собой. Она смотрела в одну точку и что-то теребила пальцами. На руках явственно были видны порезы, выше локтя виднелись бинты.— Как вас зовут? — от этого голоса я почувствовал давление в области живота. Да, это были определённо те записи, которые я видел, только тут они были в отличном качестве, хоть и чёрно-белые.— Ангелина Павлова Андреевна, — я удивился, обычно представляются, ставя фамилию на первое место.— Что вас так беспокоит?Я нажал на «пробел». Воспроизведение остановилось. Я жутко перепугался. Допустим, кто-то до меня собрал все записи (только после этого я заметил, что записи имели номера такого же вида, как и на кассетах, кроме последних), отредактировал их и улучшил, и в одном из походов забыл флешку на третьем этаже. Но почему не пришёл? Может, это его тень мелькнула тогда? Я стал думать и решил, что эта мысль верна, ведь вариантов больше не было.Я промотал запись до конца. Под конец я снова нашёл ту сцену, где девушка бьется о стены, слышен глухой звук ударов, она начинает резать и колоть себя, одновременно защищаясь от нападения «духа»…Я свернул проигрыватель и запустил следующую запись. Там уже за столом сидела очень молодая девушка, почти подросток, и в вычурой манере, с активной жестикуляцией и большими глазами, нараспев рассказывала, что вокруг неё постоянно ходят люди, которые ей помогают, рассказывают много нового.— Скажи, кто тебя выпустил из камеры? — спросил доктор.— Ну вот, один мой друг и выпустил, я его попросила, он и выпустил, и помог мне выбраться, и говорил, где ходят врачи, и отвлекал их стуками и тенью, и я ушла, — она засмеялась.Доктор всё быстро записывал, потом спросил:— Их много? Как часто ты их видишь?— Их много, очень часто вижу. Сейчас один мне говорит, что вы забыли дома свои папиросы, ахахахаха!Доктор хмыкнул и приказал своей ассистентке увести девушку. Когда они вышли, он отодвинул ящик стола и проговорил для записи:— Папирос нет, видимо, я их или обронил, или забыл дома.Я остановил воспроизведение. Судя по количеству записей, их хватило бы на вторую Великую китайскую стену. Я включил следующую запись. Там снова появилась девушка лет 25, коротко остриженная, с тёмными волосами. Я глянул на дату — 90-й год. Прошлые были 89-е. Ага, значит, чем дальше, тем позже записи. Я выключил проигрыватель и запустил запись где-то на три четверти к концу. Запись оказалась уже цветной, на стуле сидела уже знакомая мне девушка. Да, это та самая, что видела людей. Сейчас она просто улыбалась, стала взрослой.— Скажи, что тебе теперь говорят люди? — прозвучал уже знакомый, немного погустевший голос.— Что скоро всё закончится!— Что именно?— Меня выпустят.— Но ты же понимаешь, что пока ты их слышишь, мы не можем тебя выпустить.— Я знаю.Такой разговор продолжался несколько минут. Я остановил воспроизведение и перешёл к последней записи. Там было уже отличное качество, насыщенный цвет, хороший звук. За столом сидела женщина лет 40, однако хорошо выглядевшая, которая со слезами на глазах говорила:— Сегодня они опять были! Я слышала их шаги!— Они ломились к тебе?— Нет, просто ходили! Мне очень страшно! У вас крепкие двери? Что, если они войдут? — женщина зарыдала.— Нет, двери хорошие, не волнуйся. Но справиться с ними ты можешь и сама. Помнишь того демона, что однажды ночью проник к тебе? Его же ты победила?— Да…— Значит, у тебя получится и в этот раз. Просто будь готова.— Хорошо…Дальше было видно, как девушка выходит из помещения, никто её не сопровождает. Доктор некоторое время сидит молча, затем встаёт, камеру покачивает и она приближается к двери. Очевидно, он забыл её выключить. Я стал приглядываться. Чистый серый линолеум — камера была наклонена вниз и снимала его. Вдруг доктор видимо заметил, что камера работает, и, подняв, выключил.Воспроизведение завершилось, однако я успел заметить в последних кадрах какое-то светлое пятно на полу больничного коридора. Я кинул видео в программу и последнюю секунду просмотрел покадрово. Вот камера быстро поднимается, вдали смазанно виден какой-то лежащий на полу предмет, следующий кадр чёткий — и я едва не вскрикнул: на полу лежала папка, которую я обронил, когда убегал оттуда в первый раз!Я вскочил. Да, это была определённо та папка, даже некоторые бумаги из неё высыпались. Сегодня папки там не было, значит, запись сделана вчера!Отойдя от шока, я снова сел за компьютер и запустил видео с названием «1/10». Снова то же качество. Снова тот же кабинет. Снова девушка за столом, но уже другая. Она рассказывает всё тому же доктору о том, что под кожей её лица кто-то есть.— Кто?— Я не знаю. Может, черви? Я же чувствую, как они ползают!— Когда ты это чувствуешь?— Когда долго нахожусь одна.Всю запись шёл этот разговор. Я переключил на следующую. Потом на третью. На четвёртой я испугался, увидев лицо этой девушки. Оно было всё разодрано, по-видимому, ногтями, а сама девушка плакала и жаловалась, что черви её достали. Я в страхе переключил дальше. Там царапины были уже меньше, девушка была спокойна. Я перескочил на восьмую запись и икнул, так как лицо девушки представляло собой кровавую рану. Судя по всему, раны были нанесены гвоздём или куском железа, но, как бы то ни было, её лицо было ужасно. Я почувствовал, что дышу прерывисто, и у меня на глазах выступают слёзы. Следующая запись — снег, тропа, вытоптанная в снегу, ведущая к дому, звук хрустящего снега двух пар ног. Запись длилась пять секунд.Я в ужасе встал. Чертовщина, происходившая в этом городе, переходила все границы. В дверь внезапно позвонили, что заставило меня снова испытать холод по спине. Заглянув в глазок, я увидел Васю и открыл ему дверь, впустив в квартиру. Он спросил, почему я такой бледный, и я показал ему последовательно эти десять записей. Он просмотрел их молча, пока я наливал чай на кухне. Когда я зашёл, он сидел с выпученными глазами, тяжело дыша.— Что такое? — спросил я.— Я её знаю, это же моя соседка, она уехала месяц назад в Москву!Я ошалел от его слов.— Звони в милицию! — крикнул он, но в городе не было своего наряда — обычно он вызывался из соседнего, но из-за погоды к нам бы вряд ли кто доехал — снега навалило на год вперёд.— Что же делать-то? — спросил он. Судя по его лицу, он не врал, и это действительно была его соседка.Вечерело и темнело. Мы позвонили Антону и Серёге, чтобы они примчались к нам. Мы показали им эти записи, они в ужасе закрывали глаза, когда девушка пыталась сказать что-то своим разодранным ртом и только моргала разорванными ресницами. Последнее видео (с испуганной женщиной) повергло всех троих в шок, когда я сказал им, что папку обронил я, когда убегал оттуда, а сегодня её там не было.Мы стали советоваться. У отца Антона был пистолет со времён Великой Отечественной, и Антон пообещал захватить его. Я взял биту, Вася нёс камеру, Серый просто шёл за компанию. Мы могли бы подождать до утра или призвать более старших людей, но боялись, что просто привлечём внимание того человека, который продолжал орудовать в больнице. Поэтому мы втихаря пробрались в больницу, когда через 15 минут дождались Антона с пистолетом. Мы оказались в уже знакомом холле. Все четверо включили фонари и осмотрелись. Всё так же, всё то же. Вася включил камеру, видно было плохо, но записывался хотя бы звук. Мы пошли по коридору, поднялись по лестнице на второй этаж и остановились на лестничной клетке. Минут за пять трое из нас забрались на третий этаж, подсаживая друг друга. Антон с пистолетом остался внизу.Мы вышли в коридор. Тут было странно тепло, несмотря на зиму. Мы тихонько ступали по полу, освещая пол и стены. Вася заметил на полу несколько капель. Мы присели на корточки и начали их рассматривать. Простые тёмные капли, густые, не замерзшие, серого цвета. Мы пошли дальше. Всё те же двери. Я со страхом постучал в одну из них и приложил ухо к двери. Все затаили дыхание. Тишина. Мы осмотрели дверь. На ней не было ни замка, ни задвижки, как и на волчке, как будто дверь была завалена или заперта изнутри.— Странно, — решили мы.Внезапно сбоку зажёгся сильный свет фонаря, мы напугались, так как ни у одного из нас не было такого. Фонарь опустился, и мы увидели человека в потёртой форме охранника, средних лет, небольшого роста, усталого.— Какого чёрта вы здесь делаете? — задал он вопрос сонным голосом. Очевидно, он недавно спал, и его лицо показалось мне странно знакомым. Также мне подозрительным показалось, что он спал, когда на удице было минус 10 градусов, а здание не отапливалось. — Воровать тут уже нечего, кроме разве что дверей этих… — он пнул железную дверь.— Да мы просто тут балуемся, — сказал Вася, — Поисследовать хотим.— А-а-а… Так пошлите, я вам расскажу, что тут да как, что на холоде торчать. Разбудили, понимаешь…— Извините, — сказал Вася, и мы двинулись за сторожем. Все, кроме меня — я сказал, что поищу Антона, и пошёл в другую сторону. Уходя, я слышал разговор друзей и сторожа:— А как мы спустимся, там же лестницы нет?— Я свою ставлю обычно… Вас только четверо?— Да.Я спустился на руках на второй этаж и крикнул: «Антон!».— Что? — донеслось откуда-то снизу.— Поднимайся, нас раскрыли…— Кто?— Сторож местный.Я услышал шаги Антона, потом увидел фонарь — он поднимался наверх. Подойдя ко мне, он сказал:— Какой ещё сторож? Тут со дня закрытия его не было!Я удивился и вдруг меня как дёрнуло — я узнал охранника! Лицо на записи, которую я смотрел на кассете, было довольно плохо видно, но я сравнил его с фотографией — да, это был он. То же простое деревенское лицо, те же выпученные глаза маньяка, сошедшего с ума и застрелившего всю свою семью из охотничьего ружья деда…Я ломанулся ко второй лестнице, Антон, готовя пистолет, за мной. Мы спустились на первый этаж. Было тихо. Откуда-то снизу слышались шаги. Мы повернулись к лестнице и стали светить туда фонарём. В свете появился охранник, и, закрывая лицо от света фонарей, спросил:— Антон и его друг?Мы опустили фонари, сторож убрал руку с лица. Да, это был он.— Где они? — спросил я.Сторож ехидно улыбнулся и сказал:— Всё равно я вас очищу, гады!Он не успел достать пистолет из куртки — Антон выстрелил ему в ногу, и он упал, завертевшись, как юла. В ушах пищало от грохота выстрела, мы побежали вниз по лестнице за друзьями. Мы вошли в тёмный подвал. Фонарём нашли какой-то предмет в углу, накрытый брезентом. Это оказался генератор. Я начал дёргать за верёвку, пока Антон стоял на карауле, и наконец, генератор завёлся. Свет разлился по помещению. Это оказался морг. Просторный, с каменными арками, с массой выемок в стенах и огромной широкой железной дверью в конце. Я подошёл к первой выемке и дёрнул за ручку. Выкатилось что-то вроде полки. Антон подошёл тоже. На полке лежало что-то, накрытое простынёй. Это было тело, в этом не было никаких сомнений — очертания головы, туловища, рук — дальше мы не рассматривали. У меня закружилась голова… Что здесь делает тело, если больницу закрыли 15 лет назад?Антон медленно взял покрывало и резко его отдёрнул. Когда он это делал, я немного отвлёкся, так как мне показалось, что кто-то стучит в другом конце морга. Но когда я повернул голову, я закричал от ужаса. На полке лежала та самая девушка со страшно разодранным лицом, открытыми глазами и ртом, но самое страшное было то, что у неё были отрезаны ноги. Полностью. Антон стоял в ступоре, я быстро задвинул полку обратно и привёл его в чувство.— Надо найти Васю и Сер… — мои слова, обращённые к нему, были прерваны стоном и стуком в другом конце. Антон тоже их услышал, и мы ломанулись туда, дополнительно освещая путь фонарями. Мы дошли до топки. Да, это был крематорий — огромная широкая дверь в заклёпках. В такой печи можно было сжечь быка. Мы подняли засов и открыли его. Из распахнутой двери вывалилось два гигантских червя, от которых сыпалась пыль. Что-то шипело. Черви зашевелились и начали кашлять — это были наши друзья, которые испачкались в золе крематория. А шипел газ, резкий раздражающий запах которого почувствовали и мы с Антоном, быстро заперев дверь и подняв друзей.— Валим… — пробормотал Вася, и мы двинулись к выходу. Генератор выключать мы не стали и поднялись на первый этаж. Охранника там уже не было. Мы жутко испугались и увидели, что кровавый след ведёт на второй этаж. Вася и Сергей отговаривали нас туда идти, но мы всё равно пошли наверх вчетвером. Друзья рассказали нам, что в крематории кроме них был ещё какой-то здоровенный казан — при помощи зажигалки они смогли разглядеть там человеческие кости. Под эту историю мы шли по следу. След вёл в другое крыло. Осторожно ступая, мы шли вдоль него. Наши противники лучше знали это здание, и самое страшное было то, что мы не знали, кто это был и сколько их. Может, это один псих, а может, их тут сотни. След вёл к лестничной клетке и наверх по прислонённой лестнице. Мы забрались по ней на третий этаж. Было жутко темно, потихоньку фонари начали садиться.След привёл нас на стык двух крыльев здания, к кабинету с нормальной дверью. Мы осмотрелись. Никого. Ногами мы стали бить по двери, она уже начала поддаваться, пока Антон не напомнил нам, что у охранника был пистолет, который мы забыли у него забрать. Мы остановились в нерешительности, отойдя в бока от двери. Я повернулся спиной к двери и лягнул её ногой, отворив с треском. Мы стояли так около минуты, не решаясь даже заглянуть туда. Наконец, договорившись знаками, мы вместе запрыгнули в кабинет, светя фонарями. Там никого небыло. Кровавый след переходил в лужу под стулом — видимо, кто-то помог ему, и этот кто — то был врачом.Антон стал стоять за дверью, пока мы возились в чистом кабинете. Я сел за стол… Да, это был тот самый кабинет, который постоянно фигурировал в записях, в этом не было никакого сомнения. Стоял компьютер, подключённый к бесперебойнику, заряжавшемуся, очевидно, от генератора в морге. Это напомнило мне фамилию — Чурина. Я спросил у Васи и Серого, знают ли они такую. Они сказали, что нет.— Антон, а ты? — крикнул я.Пока он шёл, я открыл ящики в столе — в одном была ещё одна флешка и ключи. Серёга нашёл в шкафу большую камеру.— Маньяк какой-то, — с чувством проговорил он.— Что я? — спросил Антон, заглядывая в комнату.— Ты знаешь Чурину?— Ну да, это девичья фамилия моей матери, а что?Я, признаться, пришёл в ужас от этих слов.— Да так, слышал о ней. Что с ней случилось?— Умерла при родах.— А-а-а…Да, всё сходилось. Запись была сделана в 1989 году, сейчас 2011. Антону исполнится 21 в этом году, он был в армии — оттуда и владение пистолетом. Он коренной житель этого города. Да, его мать была здесь…Я взял ключи, и мы вышли из кабинета. Совсем стемнело. Как будто мир затопило чёрной краской. Мы прошли к камерам для буйнопомешанных. С трудом я нашёл отверстие для ключа, и с ещё большим трудом нашёл нужный ключ в связке. Замок щёлкнул, тяжёлая дверь заскрипела, я отбежал в сторону — мало ли что могло оттуда выбежать. Но было тихо. Я заглянул туда. Никого. Унитаз, кушетка, на кушетке — тряпица, рядом — металлический стол, вмурованный в стену. И никого.Мы перешли к следующей двери. Нервы были на пределе, и Вася сказал:— Может, завтра придём? Мало ли что, сейчас темно, да и сторож этот где-то мотается. С пистолетом.Мы единогласно решили, что это хорошая мысль, и быстро покинули третий этаж, прихватив ключи.Быстро выбравшись из больницы, мы потопали ко мне. Приходя, стали отогреваться пивом, частично закупленным к вечерине. Вася с Серым по отдельности ходили в ванную, чтобы смыть трупный пепел. А я решил показать Антону запись с его матерью.На всём протяжении он напряжённо молчал. Когда воспроизведение закончилось, он сказал:— Это всё?— Да.— А дело её где? У меня и правда разбилась тётка… Кошмар.— Дело — не знаю, в архиве, похоже. Сочувствую.Когда мы собрались вчетвером, я подключил флешку к компьютеру. Там было только три видео, однако они немного проливали свет на то, что происходило в больнице.На первом видео было снято, как сидевшему в кресле маньяку кто-то делает перевязку. Видео короткое, 15 секунд.На втором был снят тот же кабинет, что и при расспросах больных, только вместо больного был маньяк.— Ты должен их очистить! Они считают тебя глупым, но ты многое знаешь! — насаждал доктор.— Я не могу касаться их, мне нужно ружьё или огонь!— Пистолет я положил в твоей комнате. Не готовь их, СОЖГИ! Не давай им шанс сообщить о себе, иначе их будут сотни! Помни, что ты сделал с демонами своей семьи, привнеси в мир света!Около пяти минут врач промывал мозг больному, пока тот не встал и не ушёл.— Ужас, — прокомментировал увиденное Серый.Но настоящий ужас был на третьем видео. Доктор, по-видимому, был оператором и снимал, как сторож ножовкой по дереву отпиливает от мёртвого тела девушки ноги, одну за одной, с противным глухим звуком, как по трухлявой доске, и громко, как по дереву, когда тот попадал на кости, после чего сложил их рядом на пол. Доделав это, он накрыл труп простынёй и задвинул полку, затем взял топор и разрубил каждую ногу в районе колена, сложил всё это себе на руки, как дрова, и двинулся к крематорию. Оператор пошёл за ним. В открытой двери печи стоял казан, огромный, занимавший около половины печи. Сторож сложил обрубки в казан, и было слышно, как они булькают в воде.Затем печь была закрыта, были повёрнуты какие-то выключатели и рычаги, и из печи в щели между дверью и стеной стали проскакивать языки пламени. Минут через пять этой съёмки рычаг был повёрнут снова, дверь открыта, из печи валил пар. Послышался голос оператора, мы узнали голос врача:— Аппетитно, — он вдохнул пара. — Пациенты будут довольны.На этом запись окончилась.Сергей с Васей, которые на протяжении всего видео постепенно зеленели, сорвались в туалет, и уже оттуда донеслись характерные звуки. Мы с Антоном просто переглянулись.Мы решили лечь спать. У меня в голове мелькнула мысль, что маньяк мог выследить нас, но я отгонял её.Утром мы проснулись целые и невредимые, однако на институт опоздавшие — был уже понедельник. Мы не особо расстроились, так как у нас было дело поинтереснее института. Собравшись и экипировавшись, мы двинулись к больнице.Когда мы начали подходить к ней снова, то заметили некую странность — на третьем этаже больницы окна были странно чистыми, как будто вымытыми — светлыми. Отметив про себя это, мы проникли внутрь. В холле мы заметили снег — это было подозрительно. Комки снега попадались то тут, то там, и были похожи на следы. Мы быстро поднялись на третий этаж и двинулись по коридору вдоль металлических дверей. Кинув взгляд в конец коридора, я заметил, что дверь в кабинет закрыта.Мы подошли к первой попавшейся двери и я вставил ключ. К нашему всеобщему удивлению, дверь легко открылась даже без помощи ключа — она была не заперта. Мы осторожно вошли внутрь. Вдоль стены стоял железный лежак, вмурованный в стену, на нём лежал матрац. Сбоку стоял рукомойник и унитаз, висело заляпанное зеркало. На металлическом столе стояла тарелка с остатками жижи, в которой мы опознали то, что варилось в крематории и то, что было накапано перед дверью. Мы разошлись по камере, хоть она и была небольшой. На стенах я увидел массу странных рисунков, выцарапанных гвоздём, были и слова, больше похожие на заклинания для отгона злых духов. Под окном лежала тёмная ткань, которая, очевидно, и закрывала его.Я не сомневался, что это камера той девушки, которая боялась демонов… Но что за демон, которого она победила? Под лежаком лежал молоток. Мы покинули странную комнату и пошли к следующей. Та была тоже не заперта и удивительно легко открылась, как смазанная. В этом помещении было всё точно такое же, как и в прошлой камере, за исключением окровавленного пола возле кровати и следов окровавленных ладоней на стенах; зеркало было разбито, на его осколках была кровь и лоскуты ткани. Вдоль стены были широкие кровавые полосы. Мы, не переговариваясь, как-то сразу поняли, что тут жила девушка, разорвавшая своё лицо… Осколками она резала его, раздирала его, проводя им вдоль стены… Жуть.Неожиданно мы все подскочили, когда захлопнулась дверь камеры.— Что за?.. — заорал Антон и толкнул дверь ногой. Дверь не открылась, и мы начали потихоньку паниковать, пока я не вспомнил о ключах и не открыл дверь изнутри. Мы вышли. Вокруг никого не было, но не было и сквозняка, который закрыл бы дверь.Антон держал пистолет наготове, когда мы открывали двери одну за другой. Во всех было одно и то же — пустота, только лежанка, стол, унитаз, умывальник… Только в одной комнате лежанка была вмурована не справа, а слева в стену, и я тут же узнал комнату, в которой повесилась девушка, боявшаяся своих воспламеняющихся ладоней. Она повесилась на трубе, почему-то проходившей в палате сверху. Видели мы и комнату маньяка, матрац был в углу, двери были расцарапаны ногтями — очевидно, в своё время он неплохо бесновался.Мы дошли до последней камеры, стены которой были оклеены тетрадными листами с рисунками. Это удивило нас, и мы стали их рассматривать. Простые детские рисунки, какие-то силуэты вокруг ребёнка… Над ребёнком надпись — Катя. Точно. Это же та самая девушка, которая видела вокруг себя духов. Я заметил один листок, который привлёк моё внимание. Я сорвал его со стены и стал читать.«Сегодня 28 января 2011 года (это сильно меня удивило, ведь это был сегодняшний день!) — а значит, ты уже читаешь это письмо. Ты видел записи со мной и знаешь, что я врать сейчас не буду. Если ты это понял, то знай — мы уже умерли. Ты должен найти нас, говорят мне люди, которые умерли ещё раньше. Всё, что ты знаешь про это здание — достаточно. Просто не бойся и возьми друзей в своё путешествие, они тебе помогут. Наши души успокоятся, как только наш мучитель будет наказан».— Надо же… — проговорил я.— Что? — спросили меня друзья, и я дал им листок. Серый, покрутив его в руках, спросил:— И что?— Что-что, читай!— Что читать-то, листок пустой.Я взял его в руки — он был чист, что заставило меня остолбенеть. Мы вышли и пошли в кабинет. Он был не заперт, но мы не обнаружили камеры в шкафу.— Значит, он тут был… — сказал Антон.Они начали обсуждать, куда мог пойти маньяк и где больные, а я в это время был поглощён мыслями… Эта девушка знает, что я помогу ей. Следовательно, она знает, как. «Всё, что ты знаешь о здании...». Что это значит? Мне только двинуться самому не хватало… И где этот охранник?Так… Что я знаю о здании? Ну, построен в 80-х, закрыт где-то в 95-м, поговаривали, что правительство исследует сверхъестественные способности людей вроде тех, что были у девушки, у которой загорались ладони, или той, что видела призраков. В раздумьях я подошёл к окну. Снег валил уже хлопьями и странно вращался возле окна, как будто приглашая меня взглянуть на улицу. Я взглянул, и тут меня тряхнуло — я узнал эту тропинку на улице! Она была на последней записи с девушкой, разорвавшей своё лицо! Я повернулся и рассказал об этом друзьям. Они полностью поддержали мою затею пойти по этой тропе — у нас был пистолет.Мы быстро выбрались на улицу, обошли здание и пошли по тропе. На моём затылке волосы вставали дыбом, когда я вспоминал записи. Друзья тоже молчали и шли серьёзно. По тропе мы шли около 15 минут, пока не набрели на маленький домик в лесу. Из трубы шёл дым. Мы решили зайти. В единственной комнате стояла печь, возле которой сидел мужчина в белом халате. Он повернул голову к нам, и мы увидели его лицо — лицо сумасшедшего гения, с блестящими глазами и оскаленными зубами. Он так захохотал, что мы выбежали на улицу и в ужасе бежали около минуты, пока не остановились и не стали спрашивать друг у друга, что это было — явь или галлюцинация.Когда мы вновь осмелились прийти к домику, он был пуст. По следам из него мы прошли ещё около 50 метров и увидели какой-то агрегат вроде пилорамы, абсолютно весь перепачканный кровью и какими-то лоскутами. Кровь горячей лужей проплавила снег вокруг неё. Васю вырвало, мы с ужасом смотрели на эту конструкцию и боялись принять мысль о том, что несколько человек были спущены в лоток и разрезаны на куски, потом ещё раз разрезаны и в конце концов превратились в красную жижу, которая колыхалась в яме, куда всё это и сливалось. Треск сучьев заставил нас резко дёрнуться в сторону источника звука.Это был доктор. Мерзко хихикая, он издевательским голосом проговорил:— Да, это я! Это я их попросил спуститься туда за освобождением! И они пошли, хе-хе-хе, пошли же! Одна за другой, и твоя мать, Антоша, боявшаяся демонов, и предсказательница, все пошли! И твой дядя, Вася, и он тоже хотел!— Что за бред, у меня нет дяди! — заорал Вася.— Наивный мальчик! Неужели ты веришь, что родные расскажут тебе, как твой дядя убил всех своих родных? Да ты и назван-то в его честь! А твоя мать, — он обратился к Антону, — ты думаешь, она безгрешна? Да она убила бомжа молотком, когда тот шёл по третьему этажу! И могла убить того, кто бродил там позавчера, и мы приготовили бы и из него супчик! — после этих слов я почувствовал, что у меня в животе что-то перевернулось, ведь ходил там именно я. И тут же я вспомнил, что на записи эта женщина говорила, что за дверью кто-то ходил.— Ложь! Я не из этих мест!— Ха-ха-ха! — загоготал псих. — Дурак, ты думаешь, тебя бы тут оставили?Раздался выстрел, прервавший речь безумца. Антон выстрелил из пистолета, но промахнулся. Псих захихикал и сказал:— Не старайся, сынок. Папа всё сделает сам.— Папа? Да пошёл ты!— Тебе не нравится моя шутка? — псих достал коробок спичек. Только сейчас все обратили внимание на запах бензина и мокрую одежду психа. — А я думал, весело будет, — и он зажёг спичку.Огненный столб некоторое время стоял спокойно, но потом начал бегать по лесу, кричать и кататься по земле. Антон хотел пристрелить его, но Вася опустил его руку:— Пусть помучается.Через минуту псих затих и только дымился.Мы с облегчением вздохнули и, стараясь не смотреть на жуткий агрегат метрах в десяти, развернулись назад.— Отправляйтесь обратно в ад, суки! — раздался бесноватый голос со стороны агрегата. Но никто не успел отреагировать, кроме Антона, который молниеносно схватил свой пистолет и выстрелил в сторону голоса. Пуля отрикошетила от металла, искры полетели в лицо психу и он, не удержавшись, рухнул в яму, выплеснув на снег возле ямы густую кровь, лоскуты, какие-то чёрные ошметки, волосы… Мы поспешили убраться оттуда.Вот такая произошла история. Нас немного помусолили менты, затем отпустили, даже благодарность объявили.
«Однажды он ударил меня так, что сломал скулу»
Все началось, когда мне было 17. Я влюбилась - как выяснилось намного позже, в манипулятора и социопата. Наши токсичные, как сейчас модно говорить, отношения продолжались девять лет. За эти годы я сделала два аборта, мы пытались расстаться бессчетное количество раз - причиной были его измены, загулы, даже побои. Однажды он ударил меня так , что сломал скулу. Я ушла, но вернулась - не знаю, почему.
Так и жили. Я подспудно понимала, что это нездорово и не здОрово, и в какой-то момент решилась обратиться к психологу.
Это был мой первый опыт, на прием я шла в полной уверенности, что мне помогут.
Но на приеме эта дама (не могу назвать ее врачом), узнав, что я работаю в секс-шопе , моментально перешла на «ты», затем посоветовала сменить работу, «проехалась» по моей маме и в качестве вишенки на торте заявила, что мужчины таких, как я, хотят только «трахнуть и выкинуть».
«Я решила, что всему виной моя лень, глупость и никчемность»
Ходить к психологам я больше не пыталась. Я просто сбежала - в другой город, в Киев. Полтора года мне было очень хорошо - каждое пробуждение приносило счастье, даже когда за окном революционеры стали захватывать прокуратуру. Потом пришлось вернуться - в Петербург и к своему злому гению. Мы стали вместе жить - уже спокойно, с классическими борщами и кино по выходным. Я была фрилансером, на работу мне было не нужно. К друзьям тоже - за время «эмиграции» круг общения сузился с размеров экватора до трех человек, которые обзавелись семьями. Земля потихоньку уходила из-под ног, а я этого почти не замечала - не расстроилась от того, что в феврале этого года он наконец-то ушел, мы расстались. И не обрадовалась. Кажется, я вообще перестала испытывать эмоции.
Мой среднестатистический день стал проходить в постели. Я просыпалась, включала телевизор и заказывала еду на дом. Не потому, что хотела есть - голода я не испытывала. Просто запихивала в себя все (вдвое больше, чем обычно) под мелькающие на экране картинки - смысл их до меня не доходил, вкус еды - тоже. По дому летали перекати-поле из пыли - мне было плевать. Меня будто придавило бетонной плитой, я физически не могла встать - ну, разве что в туалет, и только в том случае, когда совсем припекало.
Время от времени друзья все-таки вытаскивали меня на какие-то вечеринки, концерты - я соглашалась и шла, но никакого эффекта не было. Ничего не радовало, хотя раньше мне нравилась и музыка, и компании.
Конечно, я пыталась найти причину, и, как мне казалось, нашла: решила, что всему виной моя лень, слабоволие, глупость, бесполезность и далее по списку. Вот она - ловушка, ловко поставленная депрессией. Ты убеждаешь себя в собственной никчемности, от чего теряешь последние остатки воли к жизни. Слезать с дивана больше нет никакого смысла.
К концу лета мне стали отказывать память и внимание: я не могла сосредоточиться даже на мытье одной тарелки. Я не испугалась - это ведь тоже эмоция, а их у меня уже не было. Зато испугалась подруга - увидев, как я живу, она не стала рассказывать , что мне нужно «собраться и пойти погулять» и давать другие «полезные» советы. Она тоже прошла курс антидепрессантов, поэтому просто отправила меня к психиатру.
«Мне было стыдно: молодая здоровая девица превратилась в овощ»
В психоневрологическом первый же вопрос от врача ввел в ступор. «Что вас вообще волнует»? Да ничего! Было очень стыдно описывать свое состояние - молодая здоровая девица превратилась в овощ. А потом мы заговорили про Киев, про мужчину моего проклятого - и меня прорвало. Я полтора часа говорила о привычных вещах, захлебываясь слезами. В конце беседы доктор произнес: «Ну что я вам могу сказать?» «Иди на работу и не имей людям мозги», - мысленно продолжила за него я. И оказалась неправа. Меня направили в дневной стационар в психиатрической больнице имени Скворцова-Степанова с диагнозом «расстройство адаптации».
Два месяца я ездила туда как на работу: электросон, антидепрессанты, разные виды психотерапии. Эффект появился сразу, но не от лечения: нахождение среди настоящих сумасшедших взбодрило, конечно. Незабываемое ощущение, когда сидишь в очереди на флюорографию среди товарищей в смирительных рубашках, а потом на обходе слушаешь рассказы типа «сегодня все хорошо, голоса исчезли».
«На арт-терапии я поняла, что не просто нуждаюсь в опоре. Я могу эту опору и придушить»
Через пару недель началось действие терапии. Поразила телесно-ориентированная: удивительно, как выполнение, на первый взгляд, идиотских заданий вроде «представьте, что вы зернышко» или «изобразите собачку» может открыть глаза на собственные модели поведения. Я вот поняла, что с большим трудом стала идти на контакт, а от решения проблем просто прячусь «в домике». На арт-терапии попросили слепить себя в виде растения - я слепила вьюнок, и тут выяснилось, что я не просто нуждаюсь в постоянной поддержке и опоре, но могу эту опору и придушить - хорошая версия, многое объясняет на самом деле.
Были и индивидуальные сеансы с психотерапевтом. Спасибо этой волшебной женщине: начав прорабатывать мои страдания на тему вынужденного переезда и девятилетней любовной эпопеи, она в итоге раскопала огромное количество вещей, которые мешали мне жить всегда. Благодаря ей я научилась говорить «нет», не строить иллюзий, ценить и слушать себя. После занятий больше не хотелось зарываться в одеяло, появилось желание что-то делать. Бетонная плита исчезла. Я поняла, что вот уже два года не просыпалась не то что в хорошем, а в нормальном настроении, без ненависти к себе! И вдруг стала улыбаться внутри и снаружи. Однажды прохожий даже сказал: «Девушка, вы такая счастливая, оставайтесь такой всегда». А ведь ничего особенного не случилось, я просто стала снова собой.
Добрый день, меня зовут Марина, мне 20 лет. Я хочу рассказать вам одну историю, которая произошла со мной и подругой относительно недавно.
Дело касается заброшенной больницы для психов в нашем городе или «лечебницы», как называют ее в народе. Местная молодежь облюбовала это место для различных фотосетов, вот и мы с Ленкой не стали исключением.
В один из летних дней мы поперлись в лечебницу, чтобы пощелкать себя на фоне руин бывшей психушки. Трехэтажная больница уже тогда была порядочно потрепана: во многих местах в полу зияли огромные дыры, стены с облетевшей штукатуркой постоянно крошились, а крыши к тому времени уже в принципе не существовало.
Мы направились в дальнее северное крыло, где когда-то держали преступников на принудительном лечении. Это было единственное место, сохранившееся в самом приличном состоянии. Оно представляло собой небольшой обшарпанный отдельный корпус. Конечно, трудно угадывалось, что тут содержали заключенных. Никаких решеток на окнах, в принципе как и рам, уже не осталось. Про больничный инвентарь я вообще молчу. Все, что сохранилось, это пожелтевшие трудно прочитываемые листки с записями, разбросанные на полу.
Забравшись на третий этаж, мы, собственно, и занялись тем, для чего пришли - начали фотографироваться. Так прошло полтора или два часа. Уже собравшись уходить, мы услышали странный шум на втором этаже, похожий на шарканье ног. Конечно, в заброшенной лечебнице это звучало жутко.
В конечном итоге любопытство взяло верх над страхом. Мы пошли вниз на эти звуки. Они доносились со второго этажа, откуда-то из глубины. Выйдя в коридор, мы увидели странную картину. От нас неторопливо удалялся лысый мужчина, одетый в тапки и смирительную рубашку. Ее длинные рукава были оторваны или просто неряшливо обрезаны.
Лена дернула меня за рукав и показал на правую руку мужика. В ней он зажимал окровавленный скальпель. Он шаркал тапками по полу, и мы поняли, какой звук услышали наверху. Незнакомец дошел до конца коридора и, повернув направо, скрылся из виду. Зрелище было трудно объяснимое и жуткое, мы уже собрались спешно ретироваться, как из ближней комнаты к нам выбежала девушка.
Волосы у нее были растрепанные, а лицо слегка распухшее от слез. Даже на ходу она едва заметно всхлипывала, прикрывая рот рукой, чтобы звук был не такой громкий. Девушка остановилась на мгновение как вкопанная, а потом кинулась к нам.
– Они все мертвы, все, – опять разрыдалась она. – Он их всех убил.
– Кто убил? – на автомате вырвалось у Ленки.
— Филимонов, это который на пожизненное. Я не знаю, как это получилось. Я зашла, а Петр Семенович с Ваней уже мертвы. А дальше Маша, наша новая санитарка, голая, в крови. И тут он из комнаты выходит… – девушка схватила меня за руку и из глаз у нее покатились слезы. – Я бежать, а ключи от блока ведь у Петра Семеновича. А этот, этот… Он забрал их.
– Все нормально, – я пыталась успокоить скорее себя, чем ее, – тут ничего не заперто, давай просто выйдем.
Я попыталась взять ее за плечи, но неожиданно рука прошла сквозь тело девушки. Она, казалось, не заметила этого, продолжая всхлипывать. Мы с Ленкой переглянулись и стали пятиться назад, пока не оказались на лестничной клетке. Призрак даже не заметил нашего исчезновения. Что-то сзади привлекло ее внимание.
Это был Филимонов. Теперь мы смогли разглядеть его спереди. Смирительная рубашка на груди была залита кровью, как и часть лица. Увидев девушку, этот тип противно оскалился, обнажив свои кривые желтые зубы. Его шаги стали заметно быстрее, на мгновение он даже перестал шаркать. Призрак ловко подскочил к нашей «приятельнице», схватил ее за волосы, и, рванув на себя, воткнул скальпель в живот.
Мы стояли в шоковом состоянии и не знали что делать. Псих расправлялся уже с почти не живой девушкой, по-хозяйски вспарывая ей живот. Наконец он засунул руки и вытащил оттуда печень. Противно чавкая, он начал есть ее, изредка вытирая рукавом стекающую со рта кровь. Не доев и половины, Филимонов отбросил внутренность в сторону и подошел к проходу на лестничную клетку. Толкнув какую-то невидимую преграду, псих развернулся и пошел обратно по коридору, видимо, за ключами.
И только тут мы будто пришли в себя. Слетев вниз по лестнице, мы бежали сломя голову до остановки. А еще потом в автобусе долго не могли прийти в себя.
Через пару недель, разговорившись с тетей, случайно упомянула эту лечебницу. Она мне рассказала, что ее муж, работавший в милиции, был в следственной группе, когда случились эти убийства. Весь второй этаж был в крови. Если врача и медбрата просто убили скальпелем, то двум медсестрам досталось. Одну, перед тем, как убить, изнасиловали, а другую убили, распотрошив, как свинью.
Этого ненормального убили, он даже из лечебницы не вышел. Никто не понимает, почему в тот вечер на этаже не было охраны. Но когда Филимонов попытался покинуть здание, его поймали. Ну или попытались поймать. С полным рожком в груди далеко не убежишь.
С тех пор в лечебницу мы больше не ходили. Сейчас ведутся разговоры о том, чтобы снести ее. Вроде как, чтобы дети не лазили по руинам и не ломали себе конечности. Я двумя руками «за», но по другим причинам. Никто не должен больше видеть, что эта тварь сделала там с людьми.
Бывают психиатры, которые все же переступают этический кодекс и раскрывают истории своих пациентов. Это нехорошо, но благодаря им мы можем заглянуть в головы людей, чей разум то ли повредился, то ли, наоборот, узрел всю правду.
Пациенту казалось, что за ним следят из телевизора, слушают через телефон, а потом через эти же средства связи прилюдно передают полученную информацию. Также враги поливают духами его машину изнутри, облучают квартиру, а его паспорт и карта помечены специальными знаками, по которым за ним следят спецслужбы. Диагноз поставили однозначный - шизофрения.
На судебно-психиатрическую экспертизу был представлен пациент, против которого прокуратура возбудила уголовное дело по факту вандализма.
В чем дело: у мужчины около полугода назад на фоне относительного затишья в психосимптоматике вдруг появились голоса в голове. На фоне действия галоперидола голоса мертвецов были слышны весьма невнятно. И тут граждане усопшие и подкинули идейку: а давай, мол, телефонизируем кладбище! Исполнять спецзаказ больной ринулся бодренько, с огоньком, и в краткие сроки город лишился пары десятков работающих уличных телефонов, а к загробной телефонной сети подключилась, соответственно, пара десятков не совсем живых абонентов.
Попался телефонист-некромант банально: кладбищенский сторож, не вовремя решивший сделать обход владений, наткнулся на подозрительного типа, закапывавшего телефонную трубку в ямку рядом с могилой».
Мужчина 47 лет, шизофреник. Рассказывал, как он общался с дьяволом: тот просто появлялся в комнате в виде темноволосого мужчины с рогами. Враждебности от него он не ощущал, посему считал себя официальным представителем дьявола в царстве людей.
Этот же пациент жаловался на соседей, якобы они его облучают через стенку. 
Однажды в отделение поступил довольно агрессивный и высокомерный молодой человек. Демонстрировал полное бесстрашие, потому что полагал, что он - реинкарнация Брюса Ли.
Парень 30 лет, шизофреник. Начал испытывать влечение к мальчикам и понял, что он грешник и будет гореть за это в аду. Дальше следите за шизофренической логикой: он взял нож и пошел на окраину города, решив, что если напасть на кого-либо, то на крики жертвы сбегутся злые мужики и насмерть закидают его камнями, что автоматически сделает его мучеником. А мученики всегда попадают в рай. Но прохожие почему-то не забили его камнями, а просто вызвали полицию.
«Когда мы еще были на интернатуре, нам поведали об интересной теме, по которой один из сотрудников написал кандидатскую диссертацию. Дело в том, что пациенты с бредовыми расстройствами по определению не имеют критики к содержанию своего бреда. При этом они вполне адекватно могут воспринимать то, что к этой фабуле прямого отношения не имеет. Суть описанной в диссертации методики заключалась в том, что доктор в доверительной беседе рассказывал пациенту о некоем больном, у которого… далее шло описание бреда, идентичного по содержанию тому, что имел пациент. Затем доктор просил собеседника высказать свое мнение по этому вопросу. Подавляющее большинство ответов звучало примерно так:
- Ну и дурак же этот ваш Иван Петрович! Такую бредятину несет! Вот у меня все серьезно...»
Поступила женщина интересного типажа, что можно встретить разве что в литературных произведениях: вычурно одета, много макияжа, экспрессивная речь. А все потому, что она явилась с дня рождения, точнее, с десятитысячелетия Царицы кошек. 
Как-то в клинику врывается мужчина, в руках - большая спортивная сумка, в глазах - безумие, и орет: «Помогите, вылечите меня!» Врачи открывают сумку, а она вся забита бумагами с результатами процедур а-ля МРТ, гастроскопия, ЭКГ, одних колоноскопий штук 30! Боль в теле он ощущает остро и совершенно искренне не понимает, почему ему говорят, что он здоров. И вот всю жизнь он бегает по врачам, в частности, по хирургам. Его режут - ничего не находят - зашивают. Больной оказался ипохондриком, и боли его - фантомные.
Случилось однажды такое: поступил мужчина с манией преследования. Убежденность, что за ним следят, хотят обокрасть, и прочие маниакальные выдумки и галлюцинации по этой теме.
Пробыл в стационаре, получил лечение. Вышел - оказалось, что его дом действительно обокрали. 
«Жену однажды вызвали на консультацию в пульмонологию. А там: казалось - как, откуда, бабулечка - божий одуванчик и тут - раз - и на ее белоснежной больничной простыне самым наглым образом появились тараканы. Вот она и стала предъявлять вполне справедливые претензии в адрес медперсонала - совсем, мол, мышей не ловите.
В отделении по пути в палату медсестра заново рассказала, как все происходило, и добавила:
- А сейчас ей лучше. Вот, посмотрите.
На больничной койке сидела совершенно счастливая старушка. Восторженным взглядом она окидывала свое ложе и, буквально излучая радость, нежно гладила ладонью простыню. Медсестра пояснила вполголоса:
- Я подошла, встряхнула простыню и сказала, что тараканов больше нет, зато вон сколько цветов по просьбе заведующего ей насыпали! С тех пор и наслаждается. Может, не назначать ей ничего - хорошо же человеку...»